Дмитрий Королёв

БЕСЕДЫ С ЖОРЖЕМ

О ПИСЬМАХ

Солнце, опускаясь, наконец преодолело толщу облачной завесы. Его лучи отражались на ряби студёных волн, вздымаемых ветерком, блестели и переливались всеми оттенками солнечных цветов – от ледяного бледно-жёлтого до огненного медно-красного. Находясь на одном из концов этого колеблющегося иллюзорного моста, мы с Жоржем, не отрываясь от ограды, служившей нам опорой при наблюдении береговой полосы с высоты набережной, сняв перчатки, неловкими движениями пальцев бросали в реку монеты, соревнуясь в искусстве баллистики.

"Волны тянутся к ветру, – думалось мне, – а тот стремится к воде".

Вертящиеся монеты взвивались в воздух, неожиданно блестя, на миг замирали в верхней точке траектории, затем устремлялись вниз и подобно метеориту, пронзающему чёрное небо, рассекали диск утомлённого солнца; вдруг среди волн раздавалось всплеск – и больше ничего. Чтобы снова нарушить гармонию природы своим бесцеремонным вмешательством – а иначе зачем жить? – приходилось лезть в карман за очередным пятаком.

Я придерживался известной практики, уверенным щелчком большого пальца направляя снаряды из импровизированной катапульты под углом в сорок пять градусов, дабы достичь максимальной дальности, и, как правило, побеждал; однако г-ну Павленко иногда удавалось выполнить особый бросок, когда монета вращается не как попало, но подобно диску. Жорж пытался мне объяснить тонкость процесса при таком скользящем полёте, но, элегантные и лёгкие вначале, его аэродинамические построения с приближением в поверхности воды превращались в тяжеловесные и сложные конструкции. Во всяком случае, я перестал воспринимать их со слов – не взирая даже на активную жестикуляцию, из-за которой докладчик, если вообразить его в лётном шлеме, стал бы неотличим от увлечённого авиатора, показывающего товарищам занятные фигуры недавнего полёта.

"Надо же! – озадаченно подумал я, потирая подбородок, – и этот век пытается избавить людей от бумаги, сводя всё к вербальному общению и цифровым технологиям..."

Ещё несколько неудачных заходов на посадку (все попытки отклонялись диспетчерскими службами в моём лице), и ладонь Жоржа, чего не бывает с самолётами, замерла в воздухе. Затем он выпрямился, скрестил руки на груди и, будучи ниже ростом, глянул на меня свысока. Мне ничего не оставалось, кроме как реализовать мысль о бумаге и ручке – потянувшись к портфелю, я принялся рыться в нём в поисках чистого листа. Это оказалось не так просто. Что же там, внутри? Так-так, рекламные проспекты, визитки, ручка, телефон, в другом отделении – ворох документов разной степени актуальности, журнал, до которого всё никак не доходят руки, и, наконец, распечатки с приемлемыми полями и, вероятно, чистой, как первый снег, обратной стороной.

– Жорж, у меня к вам небольшое предложение.

Извлекая листы, скреплённые стиплером, вдруг я осознал, что это за текст, вдруг вспомнил, откуда он взялся.

О время среди книг! Что может сравниться с огромной гирляндой зеркал, отражающих и мир во всём его величии, и друг друга, и читателя! Sub specie aeternitatis*, человек – мимолётное существо. Он входит в жизнь внутренне пустым, и за краткий миг существования свою пустоту стремится наполнить знаниями о мире, расширить до размеров вселенной. Не этим ли так притягательны книги? Как прекрасно охватывать мыслью неизвестное, проникать в его суть, формулу, отбрасывать лишнее, соединять разрозненные ниточки представлений в единую сеть и тем постигать универсум, придавать смыслу собственную жизнь. Зарыться в книги, как в стог сена, вдыхать знания, остановить бессмысленный бег...

Приблизительно так я думал всякий раз, проходя через библиотеку в доме г-на Павленко, направляясь к архиву, где Чугуниевый под моим чутким наблюдением сортировал почту. Причём бумажная корреспонденция подлежала сканированию, оцифровке с ликвидацией физического носителя, и лишь затем, наряду с электронными входящими, пройдя обработку всяческих фильтров, отсекающих бесполезные сообщения, в большинстве своём окончательно уничтожалась бдительным уловителем смысла.

Любопытно, что, насколько мне известно, результат отнюдь не лёгкого труда не интересовал Жоржа ни в малейшей степени: письма, подразумевающие простейшие ответы, отрабатывались Чугуниевым, находчиво отправлявшим ответы в духе "искренне рад получить столь важное уведомление", а вот всё остальное... видимо, и поныне хранится без всякой пользы в электронной пыли.

Но эти выдержки из переписки (точнее, из писем в адрес доктора Павленко, как его предпочитали именовать корреспонденты), двухгодичной давности, привлекли моё внимание как тексты, проясняющее некоторые мои вопросы – да, вопросы становились чётче.

– Должен заметить, коллега, что, разбирая ваш архив, среди прочего я натолкнулся на любопытный набор материалов.

Жорж переменил позицию, разомкнул руки и приблизился к листам. Его лицо выражало равнодушие. Сообщения в подборке были связаны с производством.

"К сожалению, в настоящий момент наша компания не может удовлетворить Ваш заказ из-за ограничительной поправки Джексона-Вэнника. Но мы заинтересовались аспектами упомянутых Вами биотехнологий, они были бы, возможно, полезными для систем накопления данных и других разработок TDK. Не будет ли Вам интересно продолжить свои исследования в одной из наших лабораторий? Искренне Ваш, Пол Балмер, TDK Electronics Corp., 12 Harbor Park Drive, Port Washington, N.Y. 11050 U.S.A.".

"С искренним удовольствием сообщаю, что трансплантанты и прочие препараты, о которых мы беседовали в Мюнхене, не составит труда передать для Ваших исследований. Считаю долгом чести поддержать благородное начинание по изучению путей преодоления рака, в особенности учитывая потенциал Вашего учреждения. Для улаживания формальностей я свяжусь с центральным офисом. Альберт Берингер, Boehringer Ingelheim Pharma GmbH, 3 Weinstrasse, Munich".

"Благодарим за отличное качество переданных в опытную эксплуатацию нашему предприятию образцов "Неолитика". По предварительным данным, мы выйдем на расчётный уровень экономии в течение двух ближайших месяцев. Вместе с тем, следует отметить некоторые сложности, вызванные с транспортировкой, как показало служебное расследование – по вине почтовой сети. У неолитика-XIV от переохлаждения пришёл в негодность малый дактильный выступ левой ходовой опоры, в связи с чем несколько ограничена его скорость передвижения по цеху. Впрочем, на общей производительности это не сказывается. С надеждой на дальнейшее сотрудничество, Олег Мигов, Зарегистрированный товарный знак "Эмузин", г. Пенза, ул. Пролетарская, 45".

И всё в подобном роде.

Я держал в озябших руках листы, то и дело задираемые ветром, Жорж скептически просматривал первую страницу. После чтения нескольких писем он повеселел, соорудил из мундштука и сигареты серьёзную курительную установку и задымил.

Не то чтобы меня так уж сильно беспокоило наличие загадок во всей этой истории: в конце концов, не из них ли составлена жизнь? – напротив, мне казалось довольно уместным, что фрагменты мозаики или, лучше, сцены калейдоскопа, которым смело можно уподобить картину мира, содержат и несовместимые с другими стекляшки, и явные дыры, и совершенно самостоятельные острова. Дует ветер, он всё расставит по местам. Днём раньше, днём позже, однажды картина сложится, слова будут сказаны. Не нужно подгонять волны.

Г-н Павленко, кашлянув, чуть отодвинулся и, скорее на манер Смоктуновского, чем Мандельштама, а вообще – в собственном духе: чеканя слог, играя ритмом, – произнёс:

     "An omnibus across the bridge
       Crawls like a yellow butterfly,
       And, here and there, a passer-by
     Shows like a little restless midge". **

– Знаете ли, долгое время я жил в стране заходящего солнца. Многие полагают, что там выдумали прогресс. Это не совсем так, однако важной чертой англичан, при всей их склонности чтить традиции и копаться в прошлом, является насмешливое отношение к этой самой своей склонности. Минувшее подобно опавшей листве, которую по осени сгребают в кучи и жгут. Человек помогает обновлению природы, в воздухе распространяется сладкий запах будущего. Дайте-ка мне эти бумаги.

Я протянул подшивку, теперь уже почти рвущуюся из рук.

– А у прошлого никакой ценности нет. – Жорж взял листы, попытался поджечь их сперва при помощи сигареты, затем зажигалки, однако, едва обуглившись, они гасли. Ветер сдувал неугодное пламя. – К тому же, огромные империи рушились из-за неразвитой связи. Теперь, когда место расстояний в качестве губительной стихии прочно заняло море избыточной информации, мы не можем расходовать себя на чтение всякой ерунды.

Жорж освободил бумагу, и она, подхваченная воздушным потоком, полетела над рекой, кувыркаясь, совершая сложные превращения и, конечно же, вовсе не поддаваясь математическому описанию. Через мгновение письма со следами прошлого коснулись воды и распластались, издали напоминая чайку.

Надевая перчатки, он произнёс:

– Поговорим о деле. Итак, завтра на рассвете...

-----
* С точки зрения вечности (лат.).
** Начало стихотворения Оскара Уайльда "Симфония в жёлтом":
     Ползёт, как жёлтый мотылёк,
       Высокий омнибус с моста,
       Кругом прохожих суета –
     Как мошки вьются вдоль дорог. (пер. И.Д. Копостинской).