Дмитрий Королёв

21 июля 2009

ПИСЬМА С КРАСНОГО МОРЯ

  • Хургада, Египет

Самолёт производил впечатление моего ровесника: где-то что-то не мешало бы и подлатать, но даже если этого не делать, то и так вполне можно эксплуатировать. Кресло у моей спутницы не откидывалось, зато макароны были вполне съедобны.

Вначале мы пролетели над Одессой, затем пересекли Чёрное море, миновали Анкару. Наблюдая за бесконечными вереницами облаков над Средиземным морем, я подумал, что когда я, наконец, решу все свои проблемы и ещё одну-две проблемы человечества в придачу, тогда я не стану развлекаться коллекционированием яхт, моделей и островов, а займусь для начала тем, что открою новый тип скульптуры – из облаков. И вот показалась Африка. Александрия, Каир... Над Сахарой облака пропали.

Наконец, видно Красное море. Многие в салоне вслух полагали, что это Нил, но, господа, неужели трудно изучить карту? Красное море, акулья уха... От резкого снижения высоты у меня довольно неприятно заныли барабанные перепонки, я массировал уши и сглатывал слюну, ну а потом наш самолёт разбился...

Очнулись мы уже в раю!

При жизни, когда-то давно, я читал в доступных источниках о нимбах, лирах, лавровых кущах и прочей райской атрибутике, но действительность оказалась несколько иной.

Во-первых, ангелы не носят крыльев и, судя по всему, не летают. Когда, ещё в аэропорту, мы покупали визу и, на всякий случай, немного местных денег, темнокожий ангел попытался нас обсчитать на семь фунтов. Но мы-то считать умеем, поэтому недосчитались только двух.

Во-вторых, здесь распространена цветовая дифференциация браслетов. Мне выдали малиновый. При виде оного служащие обязаны доброжелательно улыбаться и предлагать мне еду и питьё. Как следствие, возникает парадокс изобилия: проглотить ещё можно, переварить – уже нет. Кроме того, еда не во всём повторяет знакомую для европейских желудков пищу, и вряд ли мне стоило по прилёту увлекаться местными соленьями. Поскольку несколько последующих ночей я провёл в кабинке для раздумий.

В третьих, это только кажется, что сие место вечно и незыблемо: пальмы и траву нужно всё время поливать, здания ремонтировать, пляжи убирать, так что если бы не ежедневное приложение дешёвого труда и постоянное вливание денежных средств от туристов, то всё бы захирело и снова стало частью Сахары в один сезон.

Главная проблема в этом аллахоугодном месте (кстати, христиан в Египте – около 20%) – это проблема времени. С одной стороны, ты всегда занят – то завтрак, то море, то обед, то опять море, то ужин, то снова море или бассейн – с другой стороны, в каждый конкретный момент времени – решительно нечего делать.

На восьмой день, с утра, мне сообщили, что снова пора идти на пляж.

– Опять на море?.. – произнёс я риторически. С неизбывной тоской смотрел я в небо, где стальные птицы уносят на север суровых мужчин, а стюардессы с длинными ногами в коротких юбках разносят простую крестьянскую пищу, по которой так соскучилось моё нутро... Хорошо ещё, что мы захватили с собой книги и комплект шахмат.

По древней традиции, аборигены радуются первым лучам солнца. Для этого они возводят минареты, откуда по утрам об удивительном природном явлении кричит муэдзин. Для верности его голос усиливается посредством динамиков, чтобы даже если кто имеет крепкий сон, всё равно бы слышал. Пение раздаётся не только в 4 часа утра, но и по вечерам, однако о чём в данном случае там сообщается, сказать трудно, ибо слов не разобрать.

По-арабски я выучил несколько шахматных терминов: «тур» – совсем по-французски башня, она же тура и ладья; «гого» – это, конечно, конь; «малик» – это король (таким образом, моя фамилия по-арабски – не Королёв, а Маликов).

Данными сведениями поделился один из множества агентов, предлагающих всяческие услуги, от массажа и тату до экскурсий. Этот предлагал парасайлинг, то есть поднятие над морем на параплане, привязанном к моторной лодке. Я, возможно, разок бы и слетал, но малиновый браслет на этих типов не действует, они работают только за деньги.

Вообще, из экскурсий, кроме поездки в Луксор, от которой мы отказались из-за жутких рассказов о невероятной жаре в тех краях – мол, народ после пятичасовой дороги, выйдя из кондиционированного автобуса в 60-градусное пекло, тут же просится назад – меня заинтересовала бадавея, то есть катание на квадрациклах, верблюдах и лошадях, с заездом к прикормленным бедуинам. Но и от этого удовольствия мы отказались, после того как съездили за сувенирами в Хургаду (наш отель – за пределами города), где моей спутнице стало дурно от жары и впечатлений.

Мы добирались туда своим ходом, на местной маршрутке. На въезде в город – автоматчики, миграционный контроль. Всех наших соседей попросили по очереди назвать своё имя. Когда взгляд инспектора из-под солнцезащитных очков ненадолго остановился на мне, я непринуждённо молчал, будто меня это не касается. По-арабски я понимаю только кое-что из области шахмат, ну, и так видно, что мы не гастарбайтеры.

Далее мы бродили по улицам. В кофейни заходить совсем не хотелось, это вам не Париж. Местами виднелась канализация, пробившаяся наружу. На одном из пустырей я услышал запах из далёкого детства и увидел древний мусоровоз. Помню, о передвижении такого бронтозавра по нашему району, где не было мусорных баков, сообщал суровый мужик в измазанном фартуке, звеня своим немаленьким колокольчиком и затем помогая машине утрамбовывать своей могучей лопатой то, что мы в неё набросали.

Торговцы здесь – народ своеобразный. Напоминает наших раздавал рекламы, только они ещё к тому же приставалы, хваталы и неотпускалы. Типичная картина: идёшь мимо торговых рядов; около каждой лавки стоит зазывала, умело преграждает тебе дорогу и показывает рукой, куда тебе надо идти – в лавку. «Заходи, отличные футболки! Хорошую цену сделаю! Русский? У меня куча знакомых в Москве!..» Они поголовно говорят по-русски, по-английски, по-немецки и ещё чёрт знает по-каковски. Меня иногда принимали за немца (из-за ультрасовременной причёски ручной работы), но, как правило, не ошибались, а один даже заявил, что «русский» у нас на лбу написано. Редко кто догадывался о существовании нашей незалежной Родины, но встречались и эрудиты, при слове Киев весело говорившие: «А, хохлы понаехали!»

Поначалу эти ребята слегка нервируют, но потом привыкаешь их просто не замечать. Но если витрина нравится – заходишь, и тут...

– С чего бы нам начать? – Торговец моментально, как фокусник, надел на меня головной убор предводителя палестинцев Ясира Арафата и развернул к зеркалу. Я напомнил сам себе арабского шейха, только в клеточку. – Начнём с этой замечательной «арафатки»...

– Дима, идём отсюда, – вклинилась моя спутница, но мне было интересно, и я предложил подождать.

Торговец достал из-за спины тетрадь и написал на ней: 38 $.

Я очень удивился: как это носовой платок, даже больших размеров, плюс копеечный обруч, может стоить столько? Я вывел рядом другую цифру: 2 $.

Торговец театрально возмутился: как? За такую прекрасную вещь? Обруч – это же ручная работа!.. И написал: 18 $.

– Дима, идём!

– Погоди... Ну ладно, так и быть: 2,5 $.

– Сколько??? – Он картинно взывает к небесам. – Ладно, я назову свою крайнюю цену, а ты назовёшь свою... – Пишет: 8 $.

Полагаю, дальше мы должны были наши «крайние цены» сложить, потом поделить на два, но не тут-то было. Видимо, виновата всё-таки жара, однако и обстановочка свою роль сыграла. Моя спутница толкнула стеклянную дверь – та не поддавалась.

– Помогите! – что есть духу, вжимаясь в дверной зазор, закричала она, – дверь не открывается! – И принялась рваться наружу.

Торговец опешил: – На себя открывай! Ты что, дурак?..

Так я остался без арафатки.

Местный алкоголь имеет весьма специфический вкус – невкусный. Исключение могло бы составить пиво, но оно-то как раз безалкогольное. На пляже мы налегали на соки, а по вечерам для прочистки горла и желудка использовали 47-градусную универсальную жидкость со вкусом хвои, которой предусмотрительно запаслись ещё при отлёте, в магазине дьюти-фри.

Пьяные встречались крайне редко, но уж если встречались, то это были наши. Вообще, наши люди не могут отдыхать, как другие: немец, например, с утра придёт на пляж (в основном немцы отдыхают у бассейна), заплатит арабу за любезно прибережённое место, и всё. А нам подавай приключения. «Эй, как там тебя? Махмуд? Джамшуд? Ты в Ичкерии был? Был в Ичкерии, да? Был, а?» – в ответ бармен дружелюбно смеётся и наливает.

Местные тоже любят поговорить. В туалете ресторана ко мне подошёл уборщик.

– Where are you from? (Ты откуда?) – спрашивает.

– From Kiev.

– ???

– Ukraine.

– ???

– Russia.

– I was in Russia. Look at this one. (Я был в России. Посмотри сюда.) – И показывает мне шрам на руке.

Т.е. сегодня он для нас полы в туалете моет, но как подвернётся контракт – без проблем отправится по нам же стрелять. Если мы, конечно, из России.

Сначала русских было процентов 60, остальные – немцы. Граждан Украины, кстати, мы легко распознавали по избыточному весу дам. С персоналом частенько мы общались по-английски – так больше шансов быть обслуженными лучше. Потом к нам привезли два самолёта поляков с молдаванами, и лингвистическая картина сильно изменилась.

Меня это, впрочем, развлекало мало.

Рассматривать кораллы, рыб, морских ежей и звёзд немного надоело, кататься с горок аквапарка – тоже.

Я размышлял о том, что же заставляет людей тут не помереть со скуки. «Водные, солнечные и воздушные ванны, – думал я, – еда и питьё? Нет, всё это приедается. Пляшущие фонтаны, кружащийся дервиш, танец живота? Нет, вряд ли... А может быть... Чёрт, да чтоб тебя! Откуда здесь мухи?» В последние дни их количество превысило число поляков и молдаван вместе взятых, и спокойно лежать-полёживать стало невмоготу.

И вот мы снова в аэропорте.

Один из наших отлетающих, проходя таможенный контроль, был уличён в серьёзном превышении массы багажа. Когда ему предложили заплатить 100 $, он очень расстроился, бросил свои тюки на пол, попрыгал по ним и выбросил в мусорный бак. Ему вернули паспорт, и в момент возврата таможенник (и я) заметил, что в паспорте была вложена купюра в 10 $. Но менять решение не стал. Я очень удивился. А потом этот пассажир протащил свои тюки в самолёт как ручную кладь.

На этот раз, во время снижения, уши заложило у моей спутницы. Ещё, видимо, сказался лёгкий насморк... Наутро мы вызвали «скорую» – так, на всякий случай. А «скорая», на всякий случай, поставила обязательный для всех прилетающих диагноз – подозрение на «свиной грипп». Хотя в Египте свининой нас не кормили, и вообще, спасите наши уши!