Дмитрий Королёв

ВТОРАЯ КНИГА

МИНЕРАЛЬНЫЕ ОДЫ

– При досмотре, – говорил капитан, поглядывая в протокол, – у задержанных были изъяты подозрительные предметы. Охотничий карабин итальянского производства, "Benelli Argo", а также крупная сумма денег, в национальной валюте, – он выразительно посмотрел на полковника, сидевшего с видом усталым и нетерпеливым; но тот молчал. – Книги на иностранных языках – на английском и, предположительно, арабском. – Снова молчаливая пауза. – Сумка с глиняными табличками – видимо, из музея.

Ленинградцев с Альтером, под охраной вооружённого солдата, следили за рассмотрением собственного дела с интересом, но без энтузиазма.

– Сколько именно? – спросил, наконец, полковник.

– Семьсот двадцать три тысячи двести сорок пять.

– Отставить. Сколько табличек?

Спешно отложив бумаги, капитан потянулся к сумке, стоявшей особняком около сваленных в кучу вещей, поднял на стол и принялся извлекать оттуда, одну за другой, глиняные таблички. Постепенно, как из кирпичиков, перед ним выросла небольшая баррикада.

– Двадцать одна.

Полковник смотрел на таблички с удивлением.

– Трёх не хватает. Но всё равно... – теперь он говорил задумчиво.

Он распорядился сложить всё обратно, упаковав как следует, сумку доставить к нему в машину, задержанных допросить насчёт недостающих табличек, по возможности склонить к сотрудничеству, при необходимости – расстрелять. Двинулся к двери, пробормотал довольно странную для его погон фразу: "Майор будет доволен" – и вышел.

Капитан аккуратно собрал сумку, посмотрел на часы, сделал пометку в протоколе.

Где-то неподалёку, метрах в ста от воображения Ленинградцева, весело и непринуждённо тренировалась на прохожих расстрельная команда. Вот на глаза палачам попалась милая, добрая девушка Галя-Валя из Конотопа, неуверенно идущая по заснеженной улице в магазин за хлебом. Они, почему-то в форме революционных моряков с патронташами, преградили ей путь и, сверкая железными зубами в свете одинокого фонаря, стали тыкать в неё штыками и отняли сумочку.

– Подождите, – подал голос Ленинградцев, – как это – расстрелять? Что значит – расстрелять?..

– То и значит, по законам военного времени, – усмехнулся капитан. – У стенки. Или у канавы. По обстоятельствам.

– Расстрелять???

– Товарищ капитан, разрешите обратиться, – вмешался Альтер. – Мы знаем, где таблички. – И он рассказал о бандитском нападении, о поддельном таксисте, убившем Тариэла Ростевановича, о том, что часть музейных раритетов, быть может, осталась на квартире, но более всего вероятно, унесена зловредной старушкой, которую, по горячим следам, ещё можно найти. – Как видите, – подвёл он к итогу своё пространное выступление, – нам самим не очень-то нравится то, что мы вокруг себя наблюдаем. Хочется сделать что-нибудь нужное, но самим не понятно, как. В общем, готовы содействовать.

Капитан слегка поморщился, взял сумку и вышел. Вернулся он довольно скоро, имея немного растерянный вид. В одной руке его оставалась всё та же сумка, а в другой была рация, из которой как будто всё ещё раздавались хрипы, скажем так, на старо-армейском языке. Он раздумывал.

– Отконвоировать в мой уазик, – наконец, приказал он солдату, и через некоторое время вчетвером, не считая водителя, они ехали в обратную сторону. Альтер, помещённый позади штурманского сидения, изредка подсказывал дорогу.

Иногда им встречались неторопливые бронетранспортёры, патрулирующие основные магистрали, но, в общем, других следов военного присутствия и произошедших за день перемен не наблюдалось.

Давно уже перевалило за полночь, и город, присыпанный снегом, кое-как уцепившись окоченелыми пальцами за края темноты, едва дышал обжигающе холодным воздухом. Он спал, и было видно – во всяком случае, Ленинградцеву, – как снятся городу бестолковые чёрно-белые сны. Будто со старых кинохроник, в беззащитный город вползают бронемашины и крытые брезентом грузовики с угрожающей надписью "люди". Иногда он ворочается, и трещат его суставы глухими выстрелами да звоном стекла. Но сон не проходит, до утра далеко...

– Товарищ капитан, разрешите обратиться, – раздался голос Альтера. – Я, как лейтенант запаса, всегда интересовался, что чувствует настоящий офицер с настоящими погонами. В смысле, когда их дают.

Капитан стряхнул дремоту.

– С новым званием приходит новое качество человека. Чувствуешь, как тебя иначе уважают, – в этом месте он протяжно зевнул, – по-другому ценит начальство... Я получал образование в течение пятнадцати лет, – зачем-то добавил он и сделал значительную паузу. – Из них восемь – в школе, пять – в военном училище и два – в академии.

Ленинградцев нервически заёрзал; Альтер же нечленораздельно выразил восхищение. Далее он заметил, что ему самому даже из пистолета стрелять не приходилось, но вот его дед окончил две академии и был под Балатоном, а вообще, что касается табличек, то совсем недавно...

– Недавно, когда тут у нас ещё работал Интернет, я беседовал с доктором Алёхиным из Лиссабонского института археологии. Он рассказывал, что к нему уже трижды приносили разные наборы глиняных табличек для проведения радиоуглеродного анализа. Всё, разумеется, оказалось более-менее современно подделкой. Но его удивил сам интерес к теме, и он произвёл собственное негласное расследование относительно этих заказов. Можно было подумать, что за ними стоит какой-нибудь один сумасшедший, но нет, оказалось, что заявки поступали от никак не связанных между собой людей, объединяло которых только то, что письмена на образцах воспроизводили известные в кругу востоковедов фрагменты мифической "Книги превращений". Сейчас, пожалуйста, направо.

– Направо, – скомандовал капитан. – С иностранцами, значит, общаетесь?

– Ну, немного. Алёхин ведь не совсем иностранец. Да, так я из любопытства спросил, что же там, в этих фрагментах, написано. Он удивился, что я не в курсе – как будто бы это чуть ли не в школе преподают – и поделился собственным переводом; по-моему, слишком художественным. Сейчас попробую вспомнить.

     Возьми три меры сурьмы и серы,
     Добавь две пары мышиных лап,
     Три капли пота миллионера -
     И пусть отведает это раб.

Как видно, тут вроде бы и рецепт есть, и в то же время неясно, как и зачем всё это делать. Потом, что касается миллионера – я предположил, что Алёхин его вставил для рифмы, поскольку понятие это – современное, ведь в те времена миллионами мерить было особо нечего. Он мне ответил: там был набор чёрточек, соответствующий современному миллионеру, а если вам так уж надо подобрать слово, полностью отвечающее реалиям того времени, то будьте любезны, милости просим. Дал мне свои методические наработки по протошумерской клинописи, несколько фотографий с образцами – и пожелал удачи. Импульсивный человек. Сейчас, пожалуйста, налево.

– Налево, – скомандовал капитан.

– Из любопытства я, конечно же, попробовал вникнуть. Особенно интересно было разбирать табличку о сражении, насколько я понял, каменных великанов с летучими собаками: "Движутся чёрные скалы, движется чёрное небо..." Когда рассвело, победителей не оказалось, а на поле боя остались только груды глиняных черепков. В общем, ничего особо сложного. Рифмовать, правда, я не стал.

– Языками, значит, владеете?..

– Ну, не всеми... Прошу прощения, нужно свернуть вон за той вывеской... – он слегка запнулся, изучая светящуюся надпись, – "Минеральные оды".

За поворотом, когда Ленинградцев зашевелился с явным намерением что-то сказать, Альтер предостерегающе взял его за руку и сам продолжил разговор.

– Я только не смог понять, в чём же там заключается мораль. Может быть, в том, что боги с экспериментальным интересом движут армиями чудовищ, а люди движут только сами собой.

– Никак нет, – сонно отреагировал капитан. – Армиями движет верховный главнокомандующий, воинский устав и присяга... Эй, что там? Отставить, разворачивай!

Автомобиль резко затормозил и попытался сдать назад, но после глухой автоматной очереди из темноты охнул и замер, ненадолго устремив безжизненный свет своих фар в преградившую путь баррикаду. Навстречу двинулись тёмные силуэты.

– Покинуть машину! – скомандовал капитан и, открыв дверцу, добавил: – Рассредоточиться, отходить к повороту, вести огонь на поражение. – Он выскочил, прихватив сумку с табличками и держа в другой руке пистолет.

– А с этими что? – на ходу крикнул стражник.

– А этих... – Раздалась ещё одна очередь, и капитан упал, не договорив.

Солдаты, распределившись по разным сторонам улицы, вели огонь из автоматов, а недоосвобождённые недоарестанты укрылись за автомобилем. Звенело стекло, слышались крики из окон. Альтер проговорил: "Наполовину план удался. Теперь берём таблички" – и направился к телу капитана. Когда он подтянул к себе сумку и отполз подальше в сторону, Ленинградцев, вместо того чтобы двинуться следом, сам направился к телу. Подобравшись, снял у того с пояса рацию, негромко в неё произнёс: "Я под огнём, нужна поддержка". Затем разжал окровавленные пальцы, обхватившие рукоять пистолета, примерил оружие к руке – и сделал выстрел.

Капитан зашевелился. "Держись, братишка,– простонал он, – наши скоро подтянутся..."

Ещё одна автоматная очередь прошила уазик. Ленинградцев стрельнул в баррикаду, затем сунул пистолет в карман, быстро перевернул капитана на спину и потащил. Капитан бормотал: "Полковник меня убьёт... Проклятые таблички..."

Когда Альтер с сумкой был уже почти у "Минеральных вод", в неспокойную улицу сворачивал бронетранспортёр. Это весьма серьёзно повлияло на ход событий, и преследование нашего экипажа вскоре прекратилось.

А потом раздался взрыв.

Утро Альтер встретил в больничной палате. Над собой он увидел обычный для заведений такого рода беленый потолок, впереди – занавешенное окно, где угадывалась заоконная решётка, по сторонам – несколько забинтованных соседей. Осторожно проинспектировав собственное тело на предмет повреждений, он пришёл к выводу, что, в общем-то, цел, не считая царапин, а повязка на голове – так, по случаю ссадины. Скорее всего и хотелось бы верить. В воздухе неуловимо пахло военной медициной.

Привстав на кровати, он осмотрелся. Одно из коек была пустой, хоть и не заправленной. Вероятно, больной ещё не выздоровел и не умер, а просто вышел погулять. Нечего и гадать, это госпиталь. Интересно, он хорошо охраняется? И где, хотелось бы знать, сумка с табличками?..

Отворилась дверь, и, байронически хромая*, в бинтах, вошёл Ленингадцев. На его небритом лице блуждала улыбка. Высмотрев очнувшегося Альтера, он шустро приковылял к нему и, присев на край койки, отчего панцирная сетка прогнулась ещё сильней, произнёс:

– Ну как?

– Неплохо. Голова гудит немного, а так ничего, всё на месте.

– Это хорошо. Я про вчерашний бой. Здорово мы их, да?

– Да, особенно некоторые...

– Будет вам прибедняться, Дмитрий Владимирович. Я только что беседовал с майором Трухлиным, так он очень хорошо отзывался о ваших действиях по спасению древней реликвии. Я рассказал ему, кстати, как глубоко вы проникли в тайны клинописи, владеете научно-историческим контекстом и даже знаете, как можно эти таблички использовать. Он сказал, что сейчас как раз ищет специалиста для работы с клинописным архивом, так что мы на ваш счёт договорились. Да, приказ о нашей с вами мобилизации уже готов. А меня, скорее всего, представят к награде! И рекомендуют к зачислению в президентский полк. Ну и ещё. Я тут встретил удивительную девушку...

– Хорошо бы узнать, который из президентов имеется в виду, – задумчиво пробормотал Альтер, до этого слушавший не перебивая. – Впрочем, всё равно... По-моему, вокруг этих табличек складывается какая-то нездоровая суета. Как будто они просто притягивают катастрофы и потрясения...

Дверь снова отворилась, и в палату вошла приятной наружности медсестра. Приблизившись к собеседникам, она произнесла обворожительным голосом:

– Лейтенант Альтер, вас хочет видеть майор Трухлин. Пойдёмте, я вас проведу.

-----
* Байрон хромал на правую ногу.